Речь пойдет о специфике дискуссии послекантовского наследия на рубеже XVIII—XIX веков, о работах Рейнгольда, Якоби и Шульце и о дискуссионных проблемах, которые определяют разговор вокруг Канта на 1790-е годы:

Таким образом, вокруг Канта развертывается самая настоящая идейная борьба. Собственно говоря, в контексте этой идейной борьбы и формируется ранняя шеллинговская философия.

Итак, годы жизни Шеллинга: 1775—1854. Уже глядя на эти две даты те, кто хотя бы немного представляет себе историю европейской культуры, сразу обратят внимание на то, что шеллинговская жизнь охватывает даже не целую эпоху, а, можно сказать, несколько эпох в духовной истории Европы.

Шеллинг приходит в философию в 90-е годы XVIII века, в то время, когда кантовские сочинения впервые начинают восприниматься действительно всерьез. В 1790 году опубликована «Критика способности суждения», таким образом, кантовский корпус имеет более-менее завершенный характер. В этом отношении Шеллинг принадлежит к числу мыслителей, которые, вместе с Фихте, Гегелем и целым рядом других мыслителей сделали следующий шаг по отношению к Канту в философии и стали родоначальниками пресловутого т.н. немецкого идеализма, или немецкой классической философии, как ее принято называть в постсоветском пространстве. И он стоял у истоков этого одного из самых амбициозных проектов немецкой философской мысли.

Шеллинг не только пережил всех других основателей немецкого идеализма (Гегеля больше чем на двадцать лет, Фихте на тридцать лет), но пережил и эпоху взлета и падения немецкого идеализма. Причем Шеллинг сам внес решающий вклад в радикальную критику немецкой идеалистической философии.

И именно этим он как мыслитель интересен. Поэтому на самом деле он не очень вписывается в это традиционное представление о том, что Шеллингу принадлежит некоторая промежуточная позиция на переходе от Канта и Фихте, с одной стороны, к Гегелю, с другой стороны.

Несколько слов о некоторых важнейших биографических вехах в шеллинговском развитии. По своему социальному происхождению Шеллинг ничем не отличается от других его сподвижников, он, как мы бы сегодня сказали, происходит из мелкобуржуазной среды. Отец его был протестантский священник и преподаватель семинарии для протестантских священнослужителей, ученый человек, который был хорошо подготовленным библеистом и в общем довольно широко эрудированным гуманитарием. Важно отметить, что Шеллинг, так же, как и многие другие крупные фигуры начала XIX века, родился в семье, которая тесно была связана с традицией пиетизма (…). Конечно, его впечатления от пиетистского благочестия, с одной стороны, а, с другой стороны, его довольно раннее знакомство с богословским наследием южнонемецкого пиетизма сыграли большую роль в его религиозно-философской эволюции в 1810-е годы, когда он активно будет интегрировать в свое творчество наследие и Якоба Бёме, и Фридриха Кристофа Этингера, и Иоганна Альбрехта Бенгеля — в общем, мыслителей, которые оказали определяющее влияние на становление и развитие пиетизма.

Дальнейшее его становление связано с двумя обстоятельствами: с одной стороны, с исключительной одаренностью, которую он проявил в очень раннем возрасте, а с другой стороны, с ярко выраженными интересами в области именно теоретической рефлексии, это было ясно с самого начала.

Что касается особой одаренности, замечу, что Шеллинг с самого раннего возраста и родителями, и в ближайшем окружении уже воспринимался как вундеркинд. Шеллинг развивался так быстро, что курс классической гимназии уже закончил в тринадцатилетнем возрасте. Ему в гимназии уже было делать нечего, и отец был вынужден забрать его из гимназии и поместить в свою студенческую группу в семинарии, где он преподавал. Там он со вполне взрослыми студентами занимался изучением древнееврейского и арабского языков; греческий и латынь к этому времени он уже знал вполне прилично, и знал также несколько европейских языков.

Так что когда он в шестнадцатилетнем возрасте подал прошение о том, чтобы его приняли в Тюбингенский теологический институт, он уже имел вполне солидную подготовку, прежде всего лингвистическую (он знал древние языки, несколько современных языков, знал древнееврейский и арабский и имел прекрасную подготовку в области математических наук, что большую службу ему сослужило потом в Тюбингене). Поступал в теологический институт он тоже на один год раньше срока: туда поступали с семнадцати лет, и для того, чтобы его туда приняли, нужно было получить специальное разрешение герцога Вюртембергского. Разрешение было получено, и Шеллинг был принят.

Он учится в Тюбингенском теологическом институте; об атмосфере и о специфике дискуссий, которые определили эту атмосферу, мы еще немного поговорим. Уже в студенческие годы он заявляет о себе как такой, в общем, очень амбициозный молодой интеллектуал, который выдвигает самостоятельные теоретические претензии. Об этом свидетельствуют разные обстоятельства: например, тот факт, что в 1794—1795 годах он начинает уже вполне самостоятельные философские занятия.

В 1792 году он защищает магистерскую диссертацию, которая была написана им самим. Это было совершенно не само собой разумеющееся явление: в конце XVIII века диссертации предоставлялись научными руководителями — многих современных студентов это бы, наверное, порадовало. То есть, научный руководитель писал диссертацию, а задача студента заключалась только в том, чтобы ее защитить. Шеллинг вопреки этому обыкновению представил диссертацию, которая была написана им самим. Его научный руководитель, профессор Шторр, поощрил это стремление к самостоятельному научному творчеству. Диссертация была посвящена мифам и историческим сказаниям древних народов, она развивалась в русле гердеровских рефлексий о природе мифологии, существе мифологии как выражения мировоззрения древних людей.

В это же время, в начале 1790-х годы Шеллинг ведет самостоятельные философские занятия. Многие его учебные работы по философии не сохранились, к сожалению, и мы знаем только их названия — они в университетских документах остались. Но замечательный документ, который мы имеем об этих философских занятиях — это его конспект платоновского «Тимея», который свидетельствует о том, что Шеллинг уже в этом довольно юном возрасте, в 17—18 лет (документ точно не датирован) обнаруживает способность развертывать неожиданно инновативные герменевтические стратегии применительно к античной философии, с применением новейшего философского инструментария.

Его философским дебютом становятся две философские работы, опубликованные в 1794 и 1795 годах. Первая его официально опубликованная работа называется «О возможности формы философии вообще» (Über die Möglichkeit einer Form der Philosophie überhaupt).

За ней в 1795 году следует программное сочинение, в котором собственно заявлен уже настоящий проект философской системы. Называется этот трактат «О Я как принципе философии, или о Безусловном в человеческом знании». Трактат вызывает интерес, и Шеллинг, разрабатывая те принципы, которые в основу этого трактата были положены, тогда же в 1795 г. печатает полемическое сочинение «Философские письма о догматизме и критицизме», в котором заявляет о себе как мыслитель, двигающийся параллельно Фихте в направлении систематического переосмысления, систематической переработки кантовского философского инструментария. И в процессе разработки этой проблематики он приходит к мысли о необходимости создания новой философской дисциплины, которую он называет натурфилософией (…).

В 22 года он становится профессором философии — и для нас сегодня это удивительно, но по тем временам совершенно неслыханная вещь. Понятно, что о нем все говорят — молодой, подающий надежды. И здесь в Йене он вступает в активное общение с главными фигурами романтического движения. Он принимает участие в организации йенского кружка, здесь он знакомится с поэтом Новалисом, с братьями Августом и Фридрихом Шлегелями (Август Вильгельм Шлегель — поэт и филолог, Фридрих Шлегель — замечательный философ, литературный критик, историк литературы и впоследствии весьма эрудированный востоковед). Тогда же он знакомится с Шиллером, активно обменивается с Гёте — между Йеной и Веймаром расстояние не такое большое – и начинает активно участвовать в драматичнейших идейных контроверзах эпохи, которые разворачиваются сначала в связи с учением Фихте и в связи со скандальным устранением Фихте из Йенского университета в результате обвинения в атеизме, а затем в дебатах вокруг возможности построения философской системы, инициированных как раз с одной стороны Фихте, а с другой стороны молодыми романтиками.

Их бурный роман, который как раз начался в 1799-1800 годах, был одним из самых ярких и разрушительных событий в культурной истории Германии. В значительной степени вследствие сложных личных отношений, которые были порождены этим романом, йенский кружок и распался. Только в 1803 году этот роман мог приобрести какие-то разумные формы, потому что только тогда Август Вильгельм Шлегель в результате все-таки получил развод (на развод нужно было специальное разрешение от монарха, и, опять же при заступничестве Гёте, такое разрешение было получено), и только в 1803 году они с Каролиной смогли пожениться.

Этот брак оказал колоссальное влияние на шеллинговское развитие, потому что Каролина была для него не только женой и подругой, но и активным участником его творческих планов и даже принимала участие в создании некоторых текстов, судя по всему — не только как читатель и критик, но отчасти и как соавтор (это сложно документировать, но предположения такие есть).

В результате сложных конфликтов, которые имели и личный, и мировоззренческий характер, Шеллинг приходит к мысли, что дальнейшее пребывание его в Иене абсолютно немыслимо. На счастье, ему подворачивается в 1803 году приглашение занять кафедру философии в Вюрцбургском университете. Это новообразованный университет, который тогда обещал стать одним из самых прогрессивных и просвещенных новаторских университетов. Он был организован по новому принципу: там была новая система управления, новая система финансирования. Баварское правительство, которое в организации этого университета принимало самое активное участие, стремилось привлечь туда всех звезд. Тот факт, что Шеллинга туда пригласили, наряду со многими другими, свидетельствовало о незаурядном общественном признании; кроме того, его пригласили на совершенно фантастические финансовые условия: он получал огромное жалованье, ему предоставили огромную государственную квартиру, бесплатные дрова на отопление в большом количестве… В общем, это был очень выгодный контракт, и позиция, которую он получил, была одной из ведущих в университете. Он — не только профессор, он становится членом университетского сената, в общем, оказывает активное влияние на образовательную и научную политику в Вюрцбурге.

Здесь в 1803-1805 годы вокруг него собирается круг учеников. Здесь же он возвещает основные принципы своей философии уже в систематической форме — в той форме, которая в учебниках истории философии обычно обозначается как философия тождества (Identitätsphilosophie).

Начинается новая фаза в его развитии: систематическое развертывание философии тождества Шеллинга приводит к тому, что он оказывается предводителем целого идейного движения. Вокруг него сплачивается круг учеников и последователей, причем эти последователи — это был не просто «клуб по интересам», это были люди с бойцовским темпераментом, тем более, что Шеллинг был окружен одновременно и множеством неприятелей и критиков. Особенно со стороны консервативно-теологической аудитории шеллинговская философия подвергалась не только критике, но и периодически становилась объектом почти политических обвинений, от которых ему все время приходилось защищаться (обвинений в пантеизме, в обожествлении природы, в нравственной нечистоплотности, в нравственной и философской неадекватности). Все это, конечно, сплачивало очень его сторонников.

Например, в архиве Вюрцбургского университета я нашел замечательный документ — жалобу трех студентов теологического отделения, которые обращаются в университетский сенат и жалуются на то, что им было запрещено посещать богословские лекции после того, как обнаружилось, что они регулярно посещали шеллинговские лекции «Система всей философии». Видимо, возмущенные консерваторы сочли, что это вещи абсолютно несовместимые, и перестали этих еретиков пускать на свои занятия.

В 1806 году он переезжает в Мюнхен и, собственно, его жизнь в Мюнхене продолжается с небольшим перерывом, сначала с 1806 по 1820 год, и затем с 1827 по 1841 год. Большая часть его жизни хронологически связана именно с Мюнхеном и с Баварией. В Мюнхене нет университета, но как философ он активно заявляет о себе как автор, конкурирующий на рынке, а также получает важную государственную должность. Еще в Йене, а затем в Вюрцбурге Шеллинг на основе тех принципов, которые он положил в основу философии тождества, разрабатывает не только философскую концепцию природы, но также и систематическую философию искусства — в общем, может быть, единственную в это время систематически строго разработанную систему эстетических категорий (задолго до Гегеля), и философия искусства принесла ему признание в среде людей с художественными интересами. Авторитет его как мыслителя, который серьезно относится к феномену искусства и который определенные философские приобретения из общения с искусством может получить, и, наоборот, может обогатить искусство некоторой рефлексией относительно природы художественного творчества и специфики художественного опыта — этот авторитет его подтвердился в 1806 году, когда он публично произнес в Мюнхене большую речь под названием «Об отношении изобразительных искусств к природе». Есть много свидетельств современников, в которых говорится о том, что эта речь была одним из крупнейших публичных событий в жизни Мюнхена в течение всего года: в течение нескольких месяцев ни о чем другом в образованных компаниях не говорили, как только об этой речи. Это, может быть, преувеличенные патетические суждения, но факт в том, что речь действительно возымела большой эффект. Одним из важных результатов этого жеста было то, что Шеллинг был назначен генеральным секретарем Академии Художеств: это значит, что он во многом определял культурно-художественную политику в Баварии. Он оказывал влияние на решения о приобретении произведений искусства, принимал активное участие в формировании коллекции Старой Пинакотеки, которая сегодня принадлежит к числу лучших художественных собраний в Германии и, наверное, в мире. Он активно влияет на художественные конкурсы, на раздачу стипендий и т.д. Так что он приобретает не только научное и философское, но и политическое влияние.

В мюнхенский период происходит еще одно важное событие: он в 1806 г. знакомится с Францем фон Баадером, мыслителем, общение с которым раскрывает для него совершенно по-новому горизонт религиозно-философской проблематики. Через Франца фон Баадера он открывает для себя наследие немецкой мистики, прежде всего, наследие Якоба Бёме (не только через Баадера, но Баадер был здесь важным посредником). С 1806—1807 годов Шеллинг напряженно размышляет о возможности соединить те разработки, которые он сделал в философии тождества, с определенными традиционными теологическими проблемами. Результатом этой напряженной работы становится трактат, который становится поворотным в его философской биографии: в 1809 г. Шеллинг пишет небольшое сочинение, которое называется «Философские исследования о сущности человеческой свободы и связанных с ней предметах». Многим это сочинение, наверное, знакомо — это одно из самых популярных шеллинговских сочинений, особенно в России. Трактат этот в неожиданной форме увязывает проблематику трансцендентальной философии с традиционными метафизическими проблемами, такими как проблема творения, теодицея, вопрос о природе и происхождении зла… Он пытается сформулировать некую философскую концепцию, которая могла бы сохранить серьезность в отношении к традиционным проблемам спекулятивной теологии, которой Кант отказал в статусе настоящей науки, и собственно трансцендентально-философскими кантовскими открытиями. (…)

Для Шеллинга это была страшная потеря, потому что для него это был не только брак, но и некоторое полноценное творческое сотрудничество. Он был настолько потрясен, что есть даже свидетельства о том, что в 1810 г. он пребывает в таком депрессивном состоянии, что просит пригласить священника и диктует завещание. Для него это был страшный удар: потеря так сильна, что он не испытывает никакого желания расширять круг своей социально-политической активности и как бы отступает в частную жизнь. Но это отступление в частную жизнь означает, прежде всего, сосредоточение на работе над философскими проблемами, которые в это же время обнаруживаются как внутренне неразрешимые для сформулированной им философской программы. Для него это одновременно личный кризис, биографический — и кризис, связанный с невозможностью для него с помощью наличного инструментария разрешить определенные фундаментальные проблемы…

Повторяю, Шеллинг многие годы работает над этим текстом, пишет в стол, и при жизни этот трактат так опубликован и не был. Причем все это носило драматический характер: он каждые два года примерно посылал обещания издателю Котте, говоря «вот сейчас, к пасхальной ярмарке, наконец, появится», «вот я дописываю, вот уже готово». получал от него все время авансы периодически… (еще были такие издатели, которые в течение 10-15 лет усердно выплачивали великому мыслителю просто деньги под обещание — никакая грантообразующая институция сейчас так не поступит!). Так или иначе, внутренние затруднения, которые связаны были с работой над «Мировыми эпохами», привели Шеллинга к потребности каким-то образом пересмотреть свой философский инструментарий.

Текст этот так и не был написан, написана была только первая часть. Мы примерно представляем себе, как он должен был выглядеть, хотя закончена была только первая часть. То, что он не был закончен, само по себе имеет некоторое философское значение: он не был закончен не потому, что времени не хватило, а потому, что оказалось, что он не может быть закончен. Определенные систематические трудности, которые в этом трактате обнаружились, имеют имманентный характер. Поэтому это такая неудача, которая сама, как неудача и несвершенность, оказывается философски значимой. Трактат должен был состоять из трех частей, которые незатейливо должны были называться «Прошлое», «Настоящее» и «Будущее». Это неожиданное сочинение, которое проблемы традиционной метафизики, прежде всего проблемы природы времени, увязывает и с трансцендентально-философскими проблемами, и с проблемами практической философии, как она развертывается из трансценденталистской перспективы.

До конца 1810-х годов он живет в Мюнхене и практически ничего в это время не публикует и публично не выступает. Есть одно-единственное исключение: в 1815 г. он произнес очень загадочную речь, которая называется «О самофракийских божествах»: крайне герметичный эзотерический текст, который по видимости имеет характер научного сообщения на археологические и историко-религиозные темы, но на самом деле является философским сочинением, в котором определенная философская концепция демонстрируется на историко-мифологическом материале. Но это могли понять, разумеется, только посвященные. Трактат был издан, он имел большой резонанс, но не в том ключе, в каком Шеллинг на самом деле рассчитывал. В остальном это был длительный, почти одиннадцатилетний период молчания.

Молчание нарушается в 1820 г., когда Шеллинг просит отпуск и просит, чтобы король баварский разрешил ему преподавать в университете. В Мюнхене университета нет, и он просит разрешения переехать в Эрланген — город в Южной Франконии, где находится один из крупнейший протестантских университетов вообще и единственный настоящий протестантский университет в Баварии (Бавария же страна конфессионально католическая). В Эрлангене он впервые обнародует новую программу философии в лекционном курсе, который называется «Универсальное введение в философию», или «Универсальные начала философии» (Initia Philosophiae Universae). Там он впервые раскрывает некий новый инструментарий, который окончательно приобретет форму, когда спустя семь лет Шеллинг вернется в Мюнхен.

Философия мифологии и откровения — это, собственно говоря, то, что теперь Шеллинга занимает — а именно, некая попытка философского опосредования религиозного содержания с учетом тех аргументов против спекулятивной метафизики, которые были предъявлены Кантом. (…) С 1821 г. Шеллинг интенсивно работает над осуществлением и завершением этого проекта, проекта создания философии мифологии и откровения: каждые два семестра читает курсы с соответствующими названиями, пишет большое количество текстов, собирается издать эти тексты, но все время не удовлетворен тем, какую они имеют форму. И так до конца своей жизни Шеллинг ни одного сочинения не опубликует — это означает, что он в течение последних сорока лет своей жизни всю свою философскую работу хоть и осуществлял частично письменно, но обнародовал главным образом устно. Это создает большие проблемы в изучении этого материала, потому что, к сожалению, судьба его наследия сложилась очень драматично…

Наконец, последнее: одним из важных компонентов этого проекта философии мифологии и откровения является радикальная оппозиция, которую Шеллинг осуществляет по отношению к гегелевской системе. Важным системообразующим компонентом поздней шеллинговской философии является радикальная критика гегелевской системы. Поэтому освоение этого позднего корпуса для нас будет возможно, если мы будем более или менее трудолюбивы, только тогда, когда мы гегелевскую логику освоим — тогда будет понятно, против чего Шеллинг воюет в этих самых поздних сочинениях.

Но также и понятно, что эта борьба против гегелевской философии снова сделала Шеллинга после долгого молчания фигурой общественно значимой, потому что гегелевская философия уже в конце 1830-х — начале 1840-х годов обнаружила мощный социально-критический потенциал: появились младогегельянцы.

В 1841 г. произошло событие, которое является последним по-настоящему крупным событием шеллинговской творческой биографии. Шеллинг в Баварии занимал совершенно небывалые позиции. В 1827 г., когда он вернулся из Эрлангена, то был приглашен в Мюнхен, чтобы занять сразу три должности. Он получил профессорское место в университете (причем место ординарного профессора на очень льготных условиях, получал одно из самых больших жалований среди баварской профессуры, и вообще среди немецкой профессуры); параллельно его назначили президентом Баварской академии наук, коим он и являлся до 1841 г., и одновременно он занял должность так называемого генерал-консерватора научных собраний, то есть главного хранителя научных собраний. В его ведении находилось все, что подпадало под категорию «научные собрания», то есть все библиотеки, все коллекции по естественной истории, все естественно-научные музеи, лаборатории экспериментальные, ботанический сад, астрономическая обсерватория — в общем, человек управлял всеми крупными научными институциями, которые вообще в Баварии были. Он, в принципе, был как министр образования и науки, он не был министром, но вес его был сравним с такими фигурами. Одновременно он стал воспитателем наследника баварского престола (одного из наследников нашего трона Жуковский воспитывал, а будущего короля Максимилиана II воспитывал Шеллинг), и Максимилиан считал его всю жизнь своим учителем. Через это наставничество Шеллинг важную роль также сыграл и в некоторых политических событиях, т.е. даже на принятие реальных политических решений оказывал влияние. Все это закончилось совершенно неожиданно, потому что в 1841 г. Шеллинг получил небывалое предложение — занять кафедру философии в Берлинском университете, а именно ту самую кафедру, которую когда-то занимал Гегель. Это была совершенно сознательно спланированная медийная акция: было широко известно, что Шеллинг занимает радикально-критические позиции по отношению к гегелевской философии, и он специально был приглашен в Берлин для того, чтобы «похоронить» гегелевский метод.

Для того, чтобы понять то, с чем Шеллинг имел дело, нужно понять, что, хотя он в разные периоды своей жизни использовал разный инструментарий и разные средства , тем не менее вся его работа направляется одним и тем же комплексом вопросов. Причем это единство видно с самых-самых ранних сочинений вплоть до вот этих поздних проектов. Но чтобы это увидеть, нам нужно научиться обращать внимание прежде всего именно на то, какими проблемами человек занят, а не на то, какие ответы он дает. Потому что специфика философии именно характером вопросов определяется, а не характером ответов. Есть определенные вопросы, которые определенных философов вообще не занимают, и это может быть самым характерным для этих философов — то, какие вопросы они не задают. Поэтому в случае Шеллинга я попробую дать вам понять, что его наследие - единое целое, несмотря на разноголосицу в терминологии, несмотря на то, что он постоянно меняет и литературные формы изложения со своей философской лексикой. Мы нигде, наверное, такого жанрового разнообразия, как у Шеллинга не найдем. В шеллинговском наследии есть всё: схоластический трактат а-ля Спиноза, философский диалог, философская повесть, эпическое повествование квазивизионерского характера, полемический памфлет, фрагменты, поэтические тексты, в общем, чего только нет! Нет, наверное, ни одного серьезного литературного жанра, в котором Шеллинг себя не попробовал хотя бы один раз. Мало того, он создает такие литературные жанровые гибриды, которые даже квалифицировать трудно: в случае «Мировых эпох» до сих пор непонятно, к какому жанру этот текст следует отнести и как его квалифицировать, да и текст ли это вообще, потому что в каком-то смысле это гипертекст: много-много разных текстов, которые все говорят об одном и том же, в сложном отношении друг к другу находятся, но ни по какому определенному принципу не упорядочены. Поэтому сейчас идет бурная дискуссия о том, как эти тексты издавать, как их публиковать и что с ними делать.

Материал подготовила аспирант Школы философии НИУ ВШЭ и постоянный участник семинара «"Мировые эпохи" Шеллинга» Екатерина Хан.